Как всегда накануне начала учебного года остро встает вопрос об образовании на родном языке. Сегодня у нас это право есть, но, к сожалению, его некому отстаивать. Всего-то требуются лишь заявления от родителей! А ведь было время, когда такого права у крымскотатарского народа не было! Но находились люди, простые крымские татары, которые не побоялись рискнуть будущим своих детей, своей свободой, чтобы появлялись крымскотатарские школы. Одну из таких историй в своем блоге в одной из соцсетей рассказала известный психолог Зейнеб Баирова, выпускница национальной школы в с. Майское Джанкойского района, ныне носящей имя Номана Челебиджихана.

«Итак, представьте себе 1997 год. Прошло всего 8 лет с момента возвращения крымских татар домой. В Крыму нет ничего крымскотатарского. Только заброшенные мечети и домики. О школах мы могли только мечтать. Местные активисты обнаружили заброшенный детский сад на окраине села (очень крутой некогда, но ввиду развала СССР покинутый). Они многократно пишут в районный отдел образования, министерство образования и выше, чтобы здание выделили для крымскотатарской школы, но получают постоянные отказы.

Активисты предпринимают захват здания, заполоняют его собой, и начинается борьба за место. Во главе всего процесса был будущий директор школы Нариман-оджа Решитов.

Я была на пороге 5-го класса. Все лето люди жили в здании будущей школы, боролись с милицией. Но добровольно школу не отдавали народу. Тогда он пошел на крайние меры. Активисты призвали людей массово покидать школы, в которых они учатся. Таким образом, около 200 крымскотатарских детей 1 сентября остались без школы.

«Школа будет, но надо бороться», – говорили нашим родителям. А они рисковали, так как 1 сентября 1997 года не было даже шанса, что школу легализуют. Первые полгода мы учились на полу, сидели на подоконниках, без учебников. Кое-где были найденные где-то парты. Учителя-патриоты, которые также уволились из других школ и пришли нас учить, работали на энтузиазме. Школу не отапливали – она была нелегальной. Мы с большой радостью ходили на занятия, мы были частью этой борьбы.

Только к концу года школа получила лицензию, и борьба закончилась.

Нас тогда пугали тем, что выпускников татарских школ нигде не примут учебу. Среди народа находились и те, кто строил козни активистам. Как минимум собирали подписи о том, что «нам не нужна национальная школа» и носили в районо. Мы, дети, каждое утро собирались на линейку, которая заканчивалась выкриками: «Къырым! Ветан! Миллет!». Это было сильно!

В нашей школе ругали за любой другой язык общения, мы отмечали все памятные даты из нашей истории. Старшее поколение учителей воспитывали нас как дома.

Выпускники нашей школы (моего поколения, других не знаю) владеют своим языком и в большинстве патриотичны. Среди них известные в Крыму люди (многих вы знаете).

Мораль. Это сделал народ, простой народ. Ради чего? Ради того, чтобы получились люди-идеологи. И мы с вами народ, и мы много чего можем!»