Узнав о смерти близких, взрослые не плакали, а произносили: «Отмучился»

Мустафаева Адиле, 1936 г.р.

Уроженка деревни Байдар Балаклавского района Крымской АССР. Адиле ханым вспоминает: «Когда нас освободили от немцев, наш дом сделали госпиталем, где ежедневно проводили операции, а мы помогали. Мать была в качестве санитарки, а мы с сестрой выполняли посильную работу, подавали баночки для мочеиспускания, добывали молоко для больных. Накануне 18 мая 1944 г. нашей семье разрешили сделать выходной. Видимо, медперсонал знал о нашей депортации. Мы на радостях решили погостить и выспаться у родственников, которые жили в конце села.

Ночью 18 мая 1944 г. раздался оглушительный стук в дверь. Когда ее открыли, то в дом ворвались три солдата с автоматами, которые дали нам 15 минут на сборы и сказали брать самое необходимое, еды на 3 дня и быстро выходить на улицу. Растерянные, спросонья стали просить отпустить нас домой, так как мы были в гостях, солдаты еще настойчивее требовали, чтобы быстрее выходили.

С рыданиями вышли на улицу и увидели, что такая же участь постигла всю деревню, и зашагали под конвоем в конец села, на так называемый аэродром, где немцы ранее расстреливали односельчан. Я никак не могла понять, почему взрослые так плачут, думала, может, нас поведут туда, где нет бомбежек, где мы не будем видеть самолетов, которые бомбят.

Продержали нас до вечера в окружении вооруженных солдат, затем прибыли грузовые машины, нас погрузили и привезли в Бахчисарайский район на железнодорожную станцию Сюрен и ночью погрузили в товарные вагоны. Люди, спотыкаясь, падали: их, как скотину, толкали, чтобы быстрее закрыть двери на засов.

В вагоне были лежаки в два яруса, размещали по 70-80 чел. в каждый. В крупных городах мы не останавливались, и двери вагона не открывали. В вагон нерегулярно заносили ведро с супом и хлеб, не всем доставалось. Медицинского обслуживания не было. Люди болели и умирали, умерших на стоянках солдаты выносили и оставляли на обочине дорог. На мелких станциях стоянка была более длительная, поэтому, найдя источник воды, запасались, разжигали очаги, пытались что-то сварить, если успевали. С кастрюлями и сосудами воды второпях попадали под колеса вагона, отставали.

Очень тяжело перенесли дорогу по казахским степям. От полной антисанитарии начался педикулез, обессиленных и истощенных нас разгрузили на станции Гартан Наманганской области УзССР. Прошли незначительную санобработку, погрузили на 2-х колесную арбу пожитки двух семей из 9 человек и нас детей. Взрослые пешком шли рядом. Приведя на место назначения в село Пишкурган Янгикурганского района Наманганской области, ничего не объясняя, бригадир колхоза повел нас за собой, где мы должны были поселиться на постоянное место жительства.

Перед нашим взором предстала кибитка без окон и дверей, вся прокопченная, полуразрушенная, поросшая бурьяном, в котором жили бездомные собаки. Бригадир дал срок в 3 дня на обустройство, а затем приказал выходить на работу, на прополку хлопчатника. На работу не все смогли выйти. Голодные бросались на абрикосы, валявшиеся под деревьями, начались поносы. Лежать было не на чем, вместо кровати настил из сухой травы на глиняном полу. Далее последовала малярия. Медицинскую помощь оказывала одна медсестра на три колхоза. Она приходила один раз в неделю, оставляла аспирин на все виды заболевания. Болели массово, не хватало одежды, питания. Чтобы узнать о состоянии родственников, отправляли нас – детей: взрослые либо болели, либо работали, а также строгий комендантский режим – не передвигаться далее 5 км.

Узнав о смерти близких, взрослые не плакали, а произносили: «Отмучился». Из нашей семьи в сентябре 1944 г. от дизентерии умерли дядя Тарпеджи Исмаил (1890 г.р.) и тетя Тарпеджи Сефае (1896 г.р.), от голода умер их сын Тарпеджи Ахтем (1929 г.р.). До исполнения 16 лет ежемесячно ходила на подпись в комендатуру.